Евгений Фёдоров. Почему молчат СМИ? (видео) http://ruskline.ru/video/2014/10/9/pochemu_molchat_smi/

Результаты информационной войны.  
http://www.za-nauku.ru/index.php?option … ;Itemid=39

  Ирина Андрианова. Конкуренция бездельников     
       Автор - публикатор     
       30.10.2014 г. 

     …Иметь ребенка – тяжело и бесперспективно, но не иметь его - значит обречь себя на еще большие моральные страдания («я не такой как все; я не состоялся в жизни»). Таким образом, деторождение многие выбирают как наименьшее из зол в сравнении с бездетностью……Праздность и скука, которые в традиционную эпоху были привилегиями господствующего класса, а во второй половине ХХ века стали «завоеванием» широких масс, определили одно из главных (если не основное) отличие человека современного от человека традиции…  При нынешнем уровне производительности труда избыток человеческой энергии не просто излишен – он вреден. Поэтому человеческий род включает механизмы, которые снижают здоровье и силу поколения...

Предлагаю в этой небольшой статье совместно изучить наиболее броские черты современного русского обывателя. А начнем мы, так сказать, с начала начал. То есть – с детей. С наших деток-конфеток.

Детский культ

Как не противно в этом сознаваться, но почти всякая группа подростков, идущая тебе навстречу вызывает чувство тревоги. А помимо тревоги, еще и неуверенность в себе, боязнь грядущего унижения, досада за то, что будешь его испытывать и горечь от того, что не сможешь должным образом ответить на унижение. Не будет преувеличением сказать, что подростки – это наиболее опасная, ибо наименее поддающаяся государственному и общественному контролю социальная группа. Можно даже, сказать, что это новый господствующий класс. Почему? Правильно, потому что…
Потому что не секрет, что подросток (ребенок) в нашей культуре имеет право на все, тогда как права взрослого в отношении подростка сильно ущемлены. Подросток имеет право (и прекрасно это знает) хамить, оскорблять всех и вся (кроме особей-ровесников, если силы примерно равны), вести себя намеренно вызывающе и асоциально, вредить окружающим, портить общественное имущество и т.д.. Взрослый при этом не имеет права пресечь действия подростков, применив физическую силу;  это расценивается как вопиющее нарушение прав ребенка и жестоко карается, вплоть до тюремного заключения. Согласно идеологам культа прав ребенка, который стал сегодня официальным, взрослый, применивший силу для острастки зарвавшегося юнца, виноват сам, так как, подлец, «не сумел найти к нему подход». Идеологи «детского культа», которые в телевизоре сладко блеют о глубоко ранимой детской душе, от эмансипированных подростков сами надежно прячутся за высокими заборами своих поместий или за спинами охранников.  Они даровали детям безнаказанность, после чего оставили своих сограждан один на один с оборзевшими плодами своих трудов. Сами они (я имею в виду «детских» чиновников  от образования или соцзащиты, и прежде всего – роскошно одетого хлыща Павла Астахова, т.н.  детского омбудсмена), вероятно, даже не представляют, на что похоже детское повседневное хамство и безнаказанность. Обитая в своих башнях из слоновой кости, они могут быть вполне искренне уверены, что детки – это трогательные цветы жизни, а во всех детских преступлениях виноваты только их взрослые жертвы, которые «не сумели их понять».
На самом деле концепция несчастных деток, которых на путь мелкой агрессии толкнула жестокая к ним социальная среда, давно нуждается в ревизии. По-крайней мере, в отношении крупных городов. Подавляющее число юных хамов, с которыми нам приходится сталкиваться на улицах, происходят из вполне благополучных семей. Они хорошо, чисто, модно одеты, у всех имеются современные мобильные телефоны. Они ведут себя вызывающе не оттого, что несчастны и заброшены, но, напротив, от желания получить новые острые ощущения, прощупать предел своей безнаказанности, продемонстрировать свое превосходство и т.д.  То есть, иначе говоря, бесятся с жиру. Настоящие неблагополучные подростки тоже попадаются и, в принципе, прохожий также может случайно попасть «под раздачу» с их стороны. Однако это бывает существенно реже. Вектор антисоциального поведения неблагополучных подростков направлен в иную сторону. Обычно у них нет цели самоутвердиться, привлечь внимание к своей крутизне и проч. Задача у них другая – украсть что-нибудь ценное или выпросить у сердобольных прохожих денег на выпивку или толуол.
Что касается благополучных юных хамов, то, похоже, что речь уже идет некоем обязательном стандарте поведения. Подросткам, если соотношение сил позволяет (например, компания из трех-четырех подростков с одной стороны и пара бабушек – с другой), просто неприлично вести себя иначе, как вызывающе. Этого просто не поймут товарищи. Да что там – он сам перестанет себя уважать. Подросток просто обязан дерзить и оскорблять, хочет он того или нет (конечно, при условии  гарантированной безнаказанности). Нечто вроде социальной повинности.
Давно подмечено, что стиль поведения молодежи в большом городе интересным образом колеблется (точнее, мечется) между застенчивостью и хамством, причем промежуточные варианты встречаются гораздо реже, чем крайности. Подросток либо чрезвычайно скован, пряча застенчивость под равнодушием к окружающему миру (впрочем, нередко равнодушие – подлинное), либо с грохотом ломает стену застенчивости, самоутверждаясь в хамстве. Общаться с посторонними легко и свободно (но без нарочитой развязности) у подростков почему-то не получается. Мне в жизни довелось встретить, быть может, только одного шестнадцатилетнего господина (sic), который абсолютно легко и свободно (причем искренне и что, немаловажно, корректно) общался со старшими. Он не выстраивал дистанции между собой и представителями старшего поколения; он  не снисходил, но и не издевался.  Похоже (а это выглядит почти фантастично), что ему было действительно интересно поболтать со старшими.  Этот юноша, ничуть не рисуясь, с интересом выслушивал житейские истории, делясь и своими наблюдениями, принимал живое участие в обсуждении всевозможных политических проблем (без тайной усмешки) и т.д. Короче, он демонстрировал редкостную способность – готовность к пониманию представителей другого поколения. Он понимал своих собеседников и, соответственно, ему было о чем с ними поговорить. Местами, возможно, они были ему даже интересны. Это – ключевой момент. Причина, по которой основная масса подростков мегаполиса либо тупо молчит в обществе старших, либо хамит им, кроется именно в том, что разговаривать представителям разных поколений особенно не о чем. Они друг другу не интересны. Они сосуществуют в едином материальном пространстве, но при этом – в параллельных мирах. Единственное, как они могут взаимодействовать – это мешать друг другу.
(P.S. - Я не стану утверждать, что в описанном мною случае свободное общение подростка со старшими давалось ему совсем без усилий. Возможно, ему приходилось «подыгрывать» пожилым собеседникам, как взрослые подыгрывают детям. В таком случае он делал это с изысканной артистичностью. Но тем оно ценнее: ведь ему оказалось не жаль приложить трудовые усилия ради просто вежливой болтовни. Таким образом, как не крути, а этот юноша был весьма нетипичен. Ему недоставало эгоизма).

Испытание праздностью

Почему же у поколений не осталось общих тем для разговоров? Ответ прост. В традиционную эпоху, когда проблема подросткового бунта не стояла столь остро, поколения отцов и детей объединяла задача совместного выживания. Они не могли выжить друг без друга. Тема непростой добычи необходимых материальных благ составляла львиную часть любого общения, и она была универсальной для всех поколений. Большую часть времени и у старых, и у молодых поглощал отупляющий труд (тогдашний узкий праздный класс мы не рассматриваем). Бунт детей выражался лишь в том, что они проявляли чуть большую «горячность» или легкомыслие. Но, несмотря на это, и старшие, и младшие продолжали идти в одной упряжке. Гордо дистанцироваться от нее означало остаться в одиночестве и умереть.
Сегодня необходимость постоянного тяжелого труда во имя выживания снята. Многие авторы сходятся на том, что население развитых стран (куда, с определенными поправками, относится и Россия) давно превратились в нации бездельников. Для того, чтобы выживать, представителям этих народов необходимо затрачивать в десятки раз меньше усилий, чем, например, в XIX веке.

По мнению философа Сергея Строева, сегодня занятость населения необходима, во-первых, для обязательного участия как можно большего количества людей в гонке производства-потребления, остановка или торможение которой грозит обвалом существующей экономической системы, а также для снятия социальной напряженности, которую с неизбежностью породит праздность миллионов людей (то есть, это искусственная занятость, которая сродни вэлферу). Большую часть профессиональных занятий людей в больших городах развитых стран Строев считает искусственными и потому ненужными. Так как очень немногие люди способны не деградировать от безделья, их предпочтительно чем-то занимать.  Одновременно современный капитализм сам плодит бессмысленные, «виртуальные» занятия, которые не связаны с производством полезного общественного продукта.

Бесчисленные офисные клерки, армия рекламистов и промоутеров, продавцы ненужных вещей и финансисты, совершающие манипуляции с виртуальными символами денег и т.д. заняты, в глобальном плане, лишь стимуляцией потребления и создания все большего количества аналогичных себе искусственных рабочих мест. При том, что вся эта армия искусственных работников постоянно твердит, что безумно устает на работе (и это правда, ибо бессмысленный труд особенно утомителен, а его бессмысленность каждый такой «труженик» подсознательно чувствует), уровень трудозатрат среднего горожанина сейчас и близко несравним с трудозатратами в эпоху традиционного производства. В XIV веке люди (за исключением 1-2% представителей праздного класса) работали на износ (тогдашняя средняя продолжительность жизни – красноречивое тому свидетельство), и даже такой трудовой режим позволял им лишь едва-едва заработать на пропитание. О свободном времени в современном понимании и, тем паче, о вопросе, как бы пооригинальней его провести, речи не было.
Сегодня, по крайней мере, в больших городах развитых стран, для простого физического выживания можно вообще не работать. Чтобы не умереть с голоду, хватит обильных помоек, куда отправляются недоеденные сытыми горожанами продукты питания. Кстати, проблема городских бродяг\опустившихся алкоголиков коренится именно в этом. Бродяги есть, потому что им есть что есть (и пить, в смысле алкоголя), причем в больших масштабах.

В доиндустриальную эпроху человек, ведущий подобный образ жизни и планомерно уничтожающий себя вплоть до полной недееспособности, очень скоро бы умер от голода и холода. Такого явления, как недееспособные бродяги, не существовало; имевшиеся на тот момент бродяги были более чем дееспособны, и весьма ловко убивали и грабили обывателей ради добычи продуктов и материальных благ, себестоимость производства которых была несоизмеримо выше, чем теперь.  Несравнимо дороже, по отношению к другим продуктам и благам, было и производство спиртного. Уже поэтому попойка была для средневекового бродяги удачей, а отнюдь не каждодневной нормой; представить себе постоянно пьяного и все время «добавляющегося» средневекового нищего невозможно. Как и многие другие наши проблемы, алкоголизация населения в тех формах, в каких мы наблюдаем ее сегодня, порождена научно-техническим прогрессом, безудержным ростом производства и появлением излишков. Последние присутствуют как виде выброшенных продуктов на помойке, так и в виде пенсий стариков и детских пособий, на которые может не только кормиться, но и пьянствовать вся семья. На эти деньги, как правило, и спивается российская глубинка. При провинциальном уровне цен на основные продукты бабушкина пенсия размером 15 000 рублей – это средство, позволяющее всей семье, друг за другом, в течение нескольких лет умереть от алкоголизма.
Еще вчера принято было провожать уличных алкоголиков сочувственными взглядами (мол, от тяжелой жизни спились, безработица, крах СССР и т.п.). Они использовались в качестве иллюстрации для возмущенных реплик в адрес проклятого антинародного режима, который «распродал страну, довел население до нищеты» и т.п. Страну-то он действительно распродал, да только часть своей доли подло задарма выдал населению (разумеется, опосредованно – в виде социальных пособий, благотворительной помощи и вообще излишка материальных благ). И тем уничтожил значительную часть населения окончательно. Сегодня спиваются и опускаются не от горя и нужды, а от изобилия. При низком культурном уровне (а зачем его повышать, если деньги и так есть?) изобилие превращается в инструмент саморазрушения человека (см. : С. Строев, сборник статей «Черная книга»).
Итак, чтобы просто выжить, человеку можно не работать вообще. Чтобы вести более-менее «приличный» образ жизни (то есть ходить по улице в чистой одежде и быть по минимуму социализированным), человеку достаточно слегка подсуетиться для получения пособия по безработице и благотворительных подачек. Далее, чтобы иметь достаточно разнообразный стол и даже типовые развлечения (поездки «на шашлыки», выпивка и т.д.), человеку достаточно согласиться на скучную работу уборщика, продавца, кассира, охранника, «девушки-на-ресепшне» и т.д. Наконец, наличие образования уже дает возможность претендовать на работу, доходов от которой хватит и на оплату кредита за машину, на всевозможные излишества в еде (часть которой семья не успевает съесть и ее приходится выбрасывать), на сезонное, стараниями маркетологов, обновление гардероба, а также на содержание одного-двух бездельников-детей. В это содержание входит, помимо затрат на еду, одежду, транспортные расходы и образование, также удовлетворение социальных потребностей недоросля, без которых, как считается, жить и быть равноправным членом общества нельзя: планшет,  дорогой телефон, дни рождения в кафе с клоунами, летний выезд в Египет  и т.д.

Кроме того, деткам, начиная с первых школьных лет, полагается выдавать карманные деньги (ведь без них несчастные создания почувствуют себя ущемленными в правах, от них отвернется детский коллектив!), которые сначала тратятся на жвачку, чипсы и сухарики (обертки от которых, вальяжно выброшенные юными чадами, валяются повсюду на тротуарах), а затем – на сигареты, пиво, участие в сетевых играх и походы в ночные клубы. Если еще сто лет назад большинство детского населения и России, и Европы уже к 16 годам имело за плечами трудовую биографию, то современные недоросли в большинстве своем только в 22 года начинают самостоятельно зарабатывать на жизнь.

Общество в целом и семья в частности может позволить себе, к несчастью для себя, оплачивать праздность детей. В результате огромное число подростков в больших городах и не только имеют свободное время вкупе со свободными деньгами. Как известно, это гремучая смесь. Так называемая учеба, которой сердобольные родители и общество оправдывают подростковую праздность, обычно не сильно обременительна и по времени, и по трудозатратам. Во всяком случае, с учебой ученика токаря на Путиловском заводе в дореволюционном Петербурге ее не сравнить. Но даже тот комфортный учебный режим, которое создало для деток заботливое государство, можно безболезненно нарушать.  Школы, ВУЗы (точнее, т.н. «псевдовузики» - бесчисленные платные «университеты» и «академии»)  и «колледжи»  безбожно прогуливаются, контрольные покупаются, рефераты качаются из интернета, об экзаменационных оценках можно «договориться» с преподавателем. В результате, разумеется, общество получает «никакого» специалиста. Однако в том-то и дело, что никаких особо печальных последствий ни для самого «специалиста», ни для общества это иметь не будет. Для того, чтобы занять одну из сотен тысяч искусственных должностей  в белых кондиционированных офисах и выполнять там бессмысленную работу по воспроизводству точно такой же деятельности, особого образования не нужно. Чего нельзя сказать об ученике токаря на Путиловском заводе: если он плохо учился и не мог конкурировать за рабочее место в условиях тогдашней безработицы, он рисковал умереть с голоду.
Растущая праздность людей вокруг, а в особенности молодых, заметна невооруженным глазом. Возьмем такой простой показатель, как частота  гуляющих компаний в городе по ночам. Чтобы столь расточительно тратить время, данное для отдыха, нужно не иметь необходимости утром рано вставать, чтобы бежать на работу. А значит, у человека должен быть какой-то источник дохода, не связанный с трудом.

Вспомним 80-е и даже 90-е, когда мы дружно и с трудом «выживали»: ночью на город спускалась тишина. Проехавшая машина или идущая пьяная компания были событием. Сейчас даже накануне буднего дня гуляющие слоняются под окнами почти всю ночь, не давая уснуть тем несчастным, кто по старинке не имеет источников дармового дохода.  Делаем простой вывод: по крайней мере,  большинству из гуляющих  завтра на работу идти не надо. При этом деньги не только на выпивку, но и на приличную одежду (давайте выглянем из окна) у них есть. …Всеобщая праздность задает новые стандарты жизни. Пожалуй, сегодня трудяга, который должен ехать к 8 утра на завод, попросту физически не выживет: толпы бездельников будут устраивать ему систематическую пытку бессонницей из ночи в ночь.
Таким образом, подросток и даже студент ВУЗа может и не работать, и толком не учиться. Ему предоставляется законная оплаченная праздность плюс неплохие деньги на развлечения и излишества. Эта ситуация окончательно рвет связь поколений. Подросток может вести свою собственную жизнь, никак не завися от родителя. Если родители по каким-то причинам не смогут его содержать, то этим займутся социальные службы и благотворительные организации. Если родитель в воспитательных целях лишит ребенка праздности, то общественное мнение сочтет его извергом и, вполне возможно, лишит родительских прав (см.:  С. Строев, «Инструментарий капиталократии»).
Детей сегодня заводят не как форму инвестиции в собственную старость (как то было в традиционном обществе), но как интересную и престижную игрушку. С одной стороны, работает родительский инстинкт (главным, образом, у женщин), с другой – иметь детей нынче «модно», это маркер социальной состоятельности (отчасти именно потому, что дети - затратная и бесполезная игрушка, эдакий предмет роскоши), а бездетность порождает чувство ущербности.

С точки зрения здравого смысла, в современной городской цивилизации дети и вовсе не нужны (не подумайте – я не проповедую, а лишь констатирую печальный факт). Никакой социальной и производственной функции они не несут; напротив, усложняют жизнь. Роль социального обеспечения в старости взяли на себя пенсионные фонды. Да и не будь их, избалованные дорогие игрушки обоих полов ни за что не станут заботиться о престарелом родителе.  Детей заводят вопреки логике: почти ни один молодой и будущий родитель даже не надеется, что его чадо вырастет в корне отличным от типовых подростков.  И, тем не менее, он совершает этот мазохистский поступок во имя социального престижа и удовлетворения инстинкта. Иметь ребенка – тяжело и бесперспективно, но не иметь его - значит обречь себя на еще большие моральные страдания («я не такой как все; я не состоялся в жизни»). Таким образом, деторождение многие выбирают как наименьшее из зол в сравнении с бездетностью (разумеется, не осознавая этого). Однако, чем больше становится продолжительность дееспособной человеческой жизни, тем дальше деторождение откладывается, чтобы постепенно уйти из жизни человека вовсе. Единственное, что еще нуждается в детях – это человеческий род в целом (по крайней мере, до тех пор, пока людей не научились клонировать, причем сразу в зрелой фазе). Его (рода) воля к воспроизводству человечества выражается  в форме сильного материнского инстинкта у немалого числа женщин (правда, в развитых странах это число все больше сокращается).  Женщины занудно навязывают деторождение самцам, с которыми сожительствуют.  Напротив, среди самцов исключительно редко встречается родительский инстинкт в чистом виде. То есть самцы, желающие иметь детей, так сказать, «как идею» - это единичные случаи. Обычно для самцов деторождение – это естественное продолжение  списка «построил дом-посадил дерево». Опять-таки, это вопрос социального статуса и самоуважения. И, повторяем,  не в последнюю очередь (а для многих – и в первую) – настойчивое желание близкой женщины.  Если бы нынешнее общество состояло из одних самцов (которые, предположим, все же имели бы возможность обзаводиться детьми каким-нибудь экзотическим способом), то оно бы наверняка быстро вымерло просто из-за отсутствия родительского инстинкта у подавляющего числа своих членов.

Лишние дети. Лишние люди

Итак, дети не нужны для выживания родителей и семьи в целом. Подростки не нужны (по крайней мере, в больших количествах) для выживания общества. Уровень производства и технологий ныне таков, что для осуществления трудовой деятельности возраст работника не является более значимым фактором. Неважно, сколько лет тому, кто нажимает пальцем на сенсорный экран – 15 или 50. Для доиндустриальной эпохи возраст был архикритичным показателем: ходить за сохой, равно как выполнять другие, столь же низкотехнологичные, а значит, трудоемкие операции, могли лишь молодые и сильные индивиды. Теперь, когда доля тяжелого физического труда в структуре производства с каждым днем все более сокращается, увеличивается дееспособный возраст работников. Собственно, на нынешнем этапе молодежь важна для экономики не как производитель, а скорее как потребитель: она формирует специфический сегмент потребления, причем сегмент очень объемный. Молодежная мода, музыкальная индустрия, шоу-бизнес (куда, разумеется, относится и т.н. «большой спорт»), фаст-фуд, «экстремальные» виды спорта, интернет-развлечения, компьютерные игры, клубы, рестораны, а также наркоторговля  – все это кормится и рассчитано, в основном, именно на молодого потребителя. Обратим внимание:  молодежь стала отдельным, специфическим потребителем именно в силу своей социальной эмансипации. Лет 70 назад не только в СССР, но и в буржуазных странах доля специфического «молодежного» потребления от общего объема была в разы ниже. После войны, когда уровень жизни был низок и молодым приходилось много трудиться для выживания и своего собственного, и своей семьи, у них не было ни времени, ни денег на ночные клубы и горнолыжные курорты (за исключением узкой прослойки элиты). Попытки получать от жизни больше, чем положено, встречали ожесточенное сопротивление общества в лице старшего поколения.
Не случайно, что в настоящее время  общая стилистика молодежного потребительского сегмента по-прежнему носит характер декоративного бунтарства. Когда-то этот бунт был реальным столкновением старого и нового , с непредсказуемым исходом; тогда решались бунтовать лишь самые смелые, по-своему выдающиеся особи. (Как водится, впоследствии их героическую победу растащили на сувениры толпы посредственностей). Сегодня бунтовать уже явно не против кого. Последние очаги сопротивления «предков» и «традиций» сурово задавлены при содействии «культа подростка». Молодежная мода по привычке «бунтует» против уже непонятно чего, молодежные «экстремальные виды спорта» стилизуют для своих адептов образ дерзкого молодежного героя, который непонятно кому что-то доказывает и непонятно чьи «традиции» ломает (см., например, рекламные ролики, посвященные продаже сноубордов, «молодежных» одеколонов, всевозможных фанто-спрайтов и фаст-фуда, который традиционно корреспондируется с молодежью). Музыкальная индустрия в той ее части, что ориентирована на молодежь, тоже по инерции эксплуатирует образ молодого бунтаря, который «борется» с косным сопротивлением общества (хотя общество давно капитулировало перед свежим юным хамством и продолжение борьбы выглядит, как избиение лежачего). Таким образом, можно сделать вывод, что «молодежному» сегменту экономики выгоден независимый, нигилистически и даже хамски настроенный молодой потребитель. Несомненно, он сам такого потребителя и воспитывает, ежедневно доказывая молодым, что они «особенные», «не такие, как предки» и, соответственно, им нужны совсем особенные товары.
Однако продолжим тему: для постиндустриальной экономики не важен не только возраст, но и физические данные людей. Не случайно забота о людях с ограниченными возможностями характерна именно в обществах, достигших этой стадии развития. Ну а «молодецкая силушка» таким обществам тем более не важна. Поэтому используется она в них не по назначению – либо в шоу-бизнесе, либо в мире криминала.

А среднестатистические молодые люди, не видя возможности приложить свою естественную юношескую энергию для полезной деятельности, расходуют ее, в том числе, на вызывающее и деструктивное поведение в быту (уличное хамство, бытовой вандализм и т.д.). Таким образом, у асоциального поведения подростка есть три причины – 1) лишнее время, 2) лишние деньги и 3) лишняя в глобальном смысле, то есть невостребованная обществом энергия.
NB - Разумеется, будучи ненужной, вышеупомянутая молодецкая силушка у юного поколения тоже стремится к исчезновению. Как уже было показано на примере с бомжами и алкоголиками, среднестатистическому подростку для успешного выживания  в мире уже не требуется тех показателей здоровья и дееспособности, что сто лет назад. Подросток может быть хилым, слабым и способным сдвинуть только компьютерную мышь (что он делает, правда, довольно ловко), и при этом он может зарабатывать неплохие деньги «в интернете». Да – остается момент мужской инициации, связанный с драками и прочими способами демонстрации силы. Однако в больших городах потребность в такого рода социализации у подростков все меньше. Если раньше слабак, которого отвергла группа на основании его неспособности пройти инициацию, рисковал стать всеми унижаемым неудачником и прозябать где-то на обочине жизни (вплоть даже до невозможности найти хорошую работу), то теперь наше общество – это мир «тысячи пирамид».

В одной пирамиде ты – слабак и не можешь подняться выше подножия. Но не беда – ты сможешь сделать карьеру на другой пирамиде, и там никто даже не узнает о твоих прошлых неудачах. Безусловно, у такой ситуации есть положительная сторона. Ведь приговор, вынесенный какой-либо социальной группой, в том числе – подростковой средой, запросто может быть ошибочным. Вспомним «мораль» традиционного общества с его косностью и ксенофобией, и с незавидной долей его изгнанников. Сегодня и у справедливо, и у несправедливо отвергнутого члена общества есть второй (а также третий и четвертый) шанс. Однако полное исчезновение аналогов мужской инициации  приводит к исчезновению потребности в физическом развитии. Если молодого человека ничто не стимулирует подтягиваться больше всех, бегать быстрее всех, играть в футбол лучше всех, а вот свободного времени и денег на выпивку у него навалом, то несложно предположить, что он предпочтет.

Ностальгия по устоям

От индустриальной эпохи СССР нам остался миф о неких «строгих старушках», которые надоедают подросткам, указывая им даже на самые мелкие их провинности; эти старушки постоянно становились мишенью остроумных шуток в литературе и кино. Сейчас искусство нет-нет да и попытается воскресить образ «старушки-носительницы-устоев» для создания убедительного антагониста «молодецкой удали» героя-подростка, однако выглядит это крайне нереалистично. Зрителю понятно, что, посмей бедная старушенция из прошлого только пискнуть в адрес молодых жлобов за слишком громкую музыку или слишком вычурный мат, как изголодавшиеся по сопротивлению юные создания ринутся в бой. И тут уж бабушке несдобровать.

Надо, вобщем, признать, что юное поколение, уничтожив своих антагонистов – «носителей устоев», тоже многое потеряло. Самоутверждаться стало не на ком. Хоть бы кто-то сделал замечание, чтобы с наслаждением обложить его матом! Но нет – соседи по автобусу скромно прячут глаза и усиливают звук в плэйере, чтобы сделать вид, что они просто не слышали вызывающих воплей и не видели пустых бутылок, столь же вызывающе летающих по салону.  Кроме шуток: лишаясь хоть какого-то сопротивления со стороны старших, подростки утрачивают возможность социализироваться в обществе. Собственно, если никто и никогда не дерзал сделать молодому жлобу даже робкого замечания, то теоретически мы не вправе требовать от этого жлоба соблюдения хоть каких-то норм поведения. Ему о них просто не сообщили. Более того, практически полностью лишенный общения со старшим поколением (семья не в счет; тем более что в возрасте «подросткового нигилизма» общение со старшими родственниками тоже обычно сводится к минимуму), молодой человек лишается важного пласта знаний о жизни вообще. Помимо пафосного «он может никогда не узнать, что на свете есть ценности, не сводимые к навязываемым рекламой удовольствиям», он теряет и более конкретные вещи. Подросток лишается языковой памяти народа, воплощенной в идиоматических выражениях, байках, прибаутках, присказках, анекдотах. Ведь только общение поколений между собой позволяет транслировать культуру народа (пусть даже в ее самых простых, фольклорных формах) во времени. Если общение прекращается, то культурная преемственность на этом заканчивается. Вероятно, «культура молодых» в отрыве от «предков» тоже может представлять из себя ценность, но без истории она в любом случае обеднеет.
Исследования современной матерной лексики, которая стала нормой (sic, без натяжек) в подростковой среде, сходятся на том, что она заместила собой огромный пласт выразительных средств, который использовался для передачи эмоций раньше. А поскольку сама ненормативная (сейчас, уже, пожалуй, вполне нормативная) лексика представляет собой производные от не более чем полудесятка корневых слов, то выходит, что компенсация потери получилась несоразмерно маленькой. Фольклорную базу язык утрачивает, а взамен получает небольшой набор слов, которые поначалу подкупали своей «экстремальной» эмоциональной насыщенностью, за счет чего вытеснили своих менее сильных конкурентов. Но сейчас (и это тоже общее место исследователей) по причине сверхчастого употребления эти слова свою эмоциональную энергетику полностью утратили. Ныне они работают в режиме  присказок, но, в отличие от старых присказок, они однообразны и информационно пусты. Похоже на нашествие саранчи, которая съела все ценное и передохла сама.
Мне кажется, что печальная индифферентность, с которой взрослый проходит мимо беснующихся подростков, не желая их осадить, кроется (помимо понятного нежелания быть униженным) в осознании ненужности попыток как-то «улучшить» подрастающее поколение. Дети не нужны взрослым как их обеспечение в старости.  Молодежь  с  ее энергией не нужна обществу в глобальном масштабе – избыток материальных благ и так некуда девать. Ветхозаветные старушки из советских фильмов так рьяно «воспитывали» молодежь именно потому, что на уровне биологического вида понимали – воспитанная молодежь нужна в будущем и обществу в целом, и им самим как части общества. Каждый чувствовал свою не просто ответственность, но заинтересованность в качестве молодого поколения. 

Когда подросткам ставили в пример героев типа Стаханова или Чкалова, это было не просто красное словцо: в индустриальную эпоху и физические и положительные душевные качества имели очень большое значение для общества. Именно эти люди, не щадя своего здоровья и даже жизни, обеспечивали стране рост производства и обороноспособности.  Особенную остроту этот пафос приобрел в военные и послевоенные годы, когда типаж «сильного доброго героя» был актуален, как никогда. Но сегодня выжить, разбогатеть и сделать карьеру может, вобщем-то, любой мелкий пакостник. Даже если его ненавидит весь город и вся страна, он не пропадет: в самом крайнем случае, зарабатывать деньги можно и дистанционно, играя на бирже или ведя какой-нибудь интернет-бизнес. Причем даже в этом качестве он волей-неволей будет отчислять какие-то налоги в Пенсионный фонд, из которого потом опосредованным образом небольшие крохи перепадут и старушкам. Выходит, качество молодежи неважно для выживания старшего поколения.

Виртуализация экономики (С. Строев) и деперсонализация труда приводит к тому, что конкретная личность более никого не заботит. Старушки и подростки интересуются друг другом не более, чем мебелью. Конечно, жлобство подростков неприятно, но «пострадавшим» гораздо выгодней по-тихому покинуть поле боя, нежели ввязываться в бессмысленную борьбу за то, что им не нужно. Пенсию им и так заплатят.
Как доказательство предыдущих рассуждений – впечатления от обратной ситуации.

Моя хорошая знакомая Надежда Осипова  работает педагогом в поселке Токсово Ленинградской области. Когда понимаешь, говорит она, что большинство  детей, которых ты учишь, останутся жить в этом же поселке и физически станут его БУДУЩИМ, ты начинаешь гораздо эмоциональней относиться к их воспитанию. Ты сделаешь необходимое замечанию юному жлобу, даже рискуя быть обложенной матом. Потому что твое минутное унижение в данном случае – ничто перед будущим, на качество которого ты сейчас впрямую влияешь. В большом городе подросток – обезличенная атомарная единица, которую ты, возможно, видишь сегодня в первый и последний раз. Напротив, в сельской местности нынешние дети будут окружать тебя и через 20 лет, и от их «качества» будет зависеть качество и твоей собственной будущей жизни. Поэтому, вероятно, в деревнях «старичье» не так робеет перед буйной молодостью и при необходимости охотно «вписывается» в уличные перебранки.

Обойдемся без здоровых

Мы уже говорили, что в постиндустриальную эпоху требования к уровню дееспособности индивида снижаются. Уровень производства и технологий, благодаря которому возникает существенный излишек материальных благ, позволяет успешно существовать в обществе (и проживать насыщенную, полную удовольствий жизнь) даже особям с весьма ослабленным здоровьем. Как уже говорилось, сдвинуть с места компьютерную мышь сможет каждый, даже  индивид с ДЦП, врожденным пороком сердца, астмой и проч. С одной стороны, нас можно поздравить: человеческая цивилизация наконец-то достигла уровня развития, при котором прекращаются страдания и унижения безвинных жертв генетики и легкомыслия родителей, то есть детей с врожденными заболеваниями.
Однако эта позитивная ситуация имеет и побочное следствие: именно, снижается заинтересованность человечества в здоровом потомстве. Зачем отказываться от удовольствий, выполняя весь свод требований к гигиене беременности, если даже ослабленный в результате легкомыслия матери ребенок сможет прожить полноценную жизнь? И, более того, он сможет еще и через суд требовать реализации своих прав, если, предположим, его откажутся принимать в университет из-за отклонений в психическом развитии (я привожу, конечно, совсем уж гротескный пример, однако такое по нынешним временам вполне возможно).

Как мы знаем, количество вовлеченных в курение и употребление алкоголя женщин детородного возраста все время растет. Официальная цифра 40% курящих женщин по России в целом – лукавая, так как берется от всего женского населения, от 0 лет до 95. Однако, начиная с возрастного уровня  50 лет и далее, процент курящих женщин резко снижается (просто по физическим причинам – многие женщины по состоянию здоровья уже не могут продолжать курить). Правильнее и честнее было бы демонстрировать процент вовлеченности в курение женщин детородного возраста – то есть от 18 до 45. К сожалению, масс-медиа этой статистики не демонстрируют, так как она окажется слишком удручающей.  Между тем только в Петербурге вровень вовлеченности старших классов школ в курение колеблется в диапазоне от 85 до 100%. Во многих классах курят ВСЕ девочки. Впоследствии отказываются от курения лишь немногие. Статистику по роддомам точно никто не озвучит, однако, по моим личным наблюдениям, около трети петербургских рожениц курят в течение всей беременности. Несложно связать этот фактор с неуклонной тенденцией ухудшения, из года в год, показателей здоровья петербургских новорожденных. Казалось бы, это противоречит явной тенденции к улучшению качества медицинского обслуживания. Как же так, медицина все лучше, а здоровье детей – все хуже? На самом деле это вещи не просто взаимосвязанные, но взаимообусловленные.

Повторюсь в очередной раз: дети не нужны своим родителям как средство социального обеспечения в старости. Детей заводят, так сказать, по эстетическим соображениям (престиж статуса родителя, маркер социальной состоятельности, наряду с карьерой, машиной, квартирой и т.д.). А раз практического смысла в ребенке нет, и раз развитая медицина позволит сносно существовать даже не очень здоровому ребенку, то зачем подвергать себя самоограничениям во время беременности? Мои беседы с роженицами, которые себя во время беременности не ограничивали, явно показывали: возможные последствия их пагубных пристрастий женщин не заботили. При том, что беседовала я вовсе не с опустившимися алкоголичками, а с вполне социально адаптированными, образованными и обеспеченными женщинами. Они полностью убеждали себя в том, что конкретно их детям несоблюдение гигиены беременности не повредит, а вину за любые отклонения в развитии ребенка взваливали на медперсонал (это уже другая тема - тема злоупотребления своими правами, тоже характерная для наших современников). Привожу высказывание одной из своих соседок по палате в роддоме, чей ребенок родился с кровоизлиянием в мозг: «Врачи сказали, что это будто бы потому, что я курила. А на самом деле сами виноваты, лечить не черта не умеют». Думаю, комментарии здесь излишни.
Впоследствии я неоднократно встречала матерей не совсем здоровых детей (астма, хронический бронхит и проч.), чьи проблемы были связаны с недоношенностью. Так как я знала, что эти женщины курили во время беременности, то причина недоношенности была достаточно очевидна. Любопытно даже не то, что они ни на секунду, даже в глубине души не винили себя в болезнях ребенка. Любопытно другое: они воспринимали свою жизнь, связанную с постоянными больничными, посещениями с ребенком врачей и прохождениями оздоровительных процедур, как необходимый стандарт. Им даже в голову не приходило, что дети в принципе могут быть здоровыми (если приложить немного силы воли до их рождения). Неимоверные усилия, связанные с уходом за ослабленным ребенком, которые сопровождают их жизнь, искренне кажутся им проще, чем соблюдение гигиены беременности. Осмелюсь предположить, что в современных условиях эти усилия придают их жизни недостающий смысл и заполняют пустоту, порожденную праздностью. Регулярно «бегать по врачам», обсуждать с подружками детские болезни, тратить огромные деньги на лекарства и время – на процедуры,  для них равняется «быть заботливой матерью». Порой замечала, что многие из них с подозрением поглядывают на меня, как на явно плохую мать, потому что я тратила на своих детей в разы меньше вышеописанной «оздоровительной суеты» (просто потому, что я не травила их во время беременности, и они родились здоровыми). Однако в массовом сознании эта оздоровительная суета опосредуется в нечто вроде стандарта поведения, и тот, кто ее не практикует (неважно, по какой причине), представляется обществу «неправильным».

Система гасит свою энергию

Давно и не раз было замечено, что современная экономика не заинтересована в сверхздоровых людях. Ведь они не покупают лекарства, не нуждаются в огромном количестве медицинских услуг и оздоровительных процедур. Капитализму нужен потребитель, минимально дееспособный для того, чтобы работать (или делать вид, что работает), чтобы заработать денежные символы для стимуляции производства (в том числе, и медицинских товаров), но в то же время постоянно нуждающийся в поддерживающих здоровье препаратах. Существует даже крамольная мысль о том, что фармацевтические компании произвольно создают «потребителей» для своих лекарств, вбрасывая в популяцию новые, искусственно созданные вирусы. Но, думаю, это все же преувеличение: в этом случае утечки информации было бы не избежать. На самом деле, зловредным капиталистам не нужно специально ослаблять человечество; это за них сделает сам человеческий род.  Предположим, что существуют системные биорегуляторы, действующие на уровне популяции. Именно они, например, «включают программу» увеличения доли мальчиков среди новорожденных во время и после опустошительных войн, когда требуется воевать или восстанавливать разрушенную экономику. Точнее, включали ранее: теперь, когда опустошительных войн в зоне «золотого миллиарда» давно не было, а уровень производительных сил не требует задействия большого количества тяжелого мужского труда, как раз наблюдается процесс вымирания самцов (это работа тех же популяционных регуляторов, только в другом направлении). Сегодня человечеству не нужны здоровые и сильные люди, они излишни и мешают; поэтому человеческий род включает механизмы, которые снижают здоровье и силу поколения. Все очень просто. При нынешнем уровне производительности труда избыток человеческой энергии не просто излишен – он вреден.

Постиндустриальному миру не нужны в больших количествах сильные трактористы, шахтеры-стахановцы, передовики-металлурги. Как не нужны и трудяги-фермеры, отчаянные золотодобытчики, рисковые лесорубы, контрабандисты, пираты, бесстрашные завоеватели новых земель и т.п. И за тех, и за других, большую часть усилий сделает компьютер. Но, если сильные «по-доиндустриальному» люди по-прежнему будут рождаться и выживать, то куда пойдет избыток их жизненной энергии? Правильно, он может пойти либо на антиобщественные поступки (преступность), либо на деяния, которые представляют опасность для правящей системы (революция). И то, и другое может нанести популяции потенциальный вред. Чувствуя это своими таинственными фибрами, система включает инструменты для снижения энергии человечества.

С одной стороны, инструментом решения проблемы становится просто уменьшение рождаемости – повышение стандартов ухода за ребенком, культ прав ребенка, поощрение желания молодых людей «сначала пожить для себя, а уж потом рожать» и т.д. Параллельно с этим растет толейрантность по отношению к инвалидам. Пока она была лишь понятным всем милосердием по отношению к больным людям, ее можно было только приветствовать. Однако в некоторых случаях толейрантность доходит до абсурда. Иначе, чем абсурдом, не назвать курс на выхаживание глубоко недоношенных детей, среди которых огромен процесс заведомых инвалидов.  Казалось бы – зачем плодить болезни и страдания? А затем, чтобы снизить градус энергии человечества и (уж заодно) увеличить количество потребителей медицинских услуг. Получается, что развитие экономики  [капитализма] привело человечество к абсурдной ситуации, когда оно вынуждено включать биосистемную программу саморазрушения.
Добавим для завершения: понятно, что человечество, состоящее из одних инвалидов, не выживет. Нужен определенный процент людей, которые будут обеспечивать производство материальных благ, чтобы этих инвалидов кормить. А для этого достаточно, как уже говорилось, быть умеренно дееспособным человеком с некоторым букетом несерьезных хронических заболеваний. Регулярное употребление многочисленных лекарств позволит этому человеку сохранять способность к труду. А значит – иметь возможность потреблять еще многие и многие блага, как нужные, так и ненужные. А заодно – содержать положенных ему иждивенцев: трутней-детей и, возможно, безвинных инвалидов, которых вытащили из естественной смерти к неестественной жизни.

Отредактировано Zlata (31-10-2014 07:47:29)

Ненависть.

Иностранные наблюдатели не раз отмечали, что русские на удивление плохо относятся друг к другу – гораздо хуже, чем к иностранцам (напротив, иностранцев с «благополучного» Запада, как бы в компенсацию, встречают неожиданно благожелательно) . Настороженность, тревожность и даже озлобленность друг к другу существуют «по умолчанию». Доброжелательность  же дана в формате опции, и чтобы включить эту опцию, нужно приложить специальные усилия. Доброжелателен среднестатистический россиянин лишь к участникам своего «дружеского круга»; ко всем, кто вне его – ведет себя настороженно, а при случае – подчеркнуто неуважительно. В ответ на любое робкое замечание (даже справедливое, типа осуждение брошенной на улице бутылки или мата в общественном месте) у нас принято немедленно агрессивно защититься.  Оставить последнее слово не за собой, сдаться, выслушать критику  у нас считается унижением. Жестко защищаться (вне зависимости от справедливости упрека), нередко в форме нападения, стало чуть ли не национальной формой поведения. Любое замечание, намек на критику  - это повод начать «гонку самоутверждений”. Русский человек просто не имеет права “это так оставить”. Хамство в ответ на критику превращается во что-то вроде обязательного общественного ритуала.
Классический жлоб относится к акту самоутверждения (так сказать, процессу хамства) исключительно трепетно. Можно сказать, что это его любимое творческое занятие, в иные минуты вырастающее до масштабов смысла жизни (например, при конфликтах в очереди в окошко приема коммунальных платежей). Именно это, вероятно, имеют в виду иностранные наблюдатели, когда удивленно отмечают, с каким самозабвением русские хамят друг другу.  Нередко интенсивность хамской реакции намного превосходит размеры раздражителя и противоречит интересам самого хама. То есть, хамство – это самоцель.

При возникновении, например, конфликта на дороге, на парковке, в очереди в магазине или где-либо еще здравый смысл предписывает как можно быстрей его закончить (если, конечно, не задеты имущественные интересы). Вместо этого, как известно, такие конфликты имеют тенденцию к «самораскручиванию». При этом хамский «ритуал» исполняется исключительно «ради искусства» и не приносит исполнителю никаких материальных дивидендов, кроме самоудовлетворения (конечно, если мы говорим о хамстве в чистом виде, а не о запугивающих пассах, исполняемых уличными гопниками в целях отъема кошелька).
Один иностранный автор в качестве причины этого своего рода «обязательного хамства» назвал память о жесткой конкуренции в перестроечные годы, связанные с острой нехваткой продовольствия и других необходимых товаров. Но, казалось бы, на прилавках давно наступило изобилие – так отчего бы людям не расслабиться? Может быть, причина ненависти глубже? Может быть, русские люди действительно ненавидят друг друга?
Возможно, что  причина тут действительно в конкуренции, но в конкуренции уже не за необходимые материальные блага, а за место вообще. Люди на некоем глубинном уровне сознают, что их слишком много (неадекватно много в сравнении с нездорово перекошенными потребностями нашей экономики). Среднестатистический житель мегаполиса занимается декоративным бессмысленным трудом, потребляет и «расслабляется». Поэтому ему совершенно непонятно, зачем улицы, дома и все вокруг кишит такими же, как он, двуногими. Какой в них смысл лично для него? Он безошибочно чувствует: никакого. Материальных благ, важных для его существования, они не создают. Но при этом они, негодяи, занимают так необходимое ему место под солнцем и мешают «расслабляться». Все вокруг – его конкуренты по безделью, и иначе, чем с неудовольствием, он не может к ним относиться. И еще ладно, если конкурент молча проходит мимо. Но если он еще и «возникает» - что-то про брошенный тобой мусор, или отдавленной ноги, или курения в общественном месте – то тут уж наш согражданин оторвется по полной.
Еще одна причина ненависти друг другу «по умолчанию» - скука, которая проистекает опять-таки от праздности. Философ Юрий Михайлович Лотман в своем телевизионном цикле «Беседы о русской культуре», говоря о хамстве (как старый интеллигент, он употреблял именно это слово), считал его порождением именно скуку. Скучная, неинтересная жизнь порождает желание заполнить ее хотя уличными «острыми ощущениями». Давайте пошагово разберем типичную хамскую реакцию обывателя на замечание (например, о брошенном им мусоре). Возникает ощущение, что он ждал этого «момента славы» всю жизнь. Вот он выпрямляется, гордо выпячивает грудь вперед, и посылает нас вовсе не походя брошенным, а пафосным, продуманным и явно не раз отрепетированным ругательством. Объем и эмоциональность реакции в несколько раз может превышать таковые у «инфоповода». Хамящий обыватель  стремится превратить в героический эпос любую будничную ситуацию, которая не стоит выеденного яйца и по-хорошему должна быть забыта через минуту.

Я до сих пор в ужасе вспоминаю, насколько надолго я «увязала» в беседах со злобными обывателями, которым имела неосторожность указать, например, на выгул их бультерьеров без поводков и намордников. Тут, правда, следует сделать скидку на специфику ситуации, которая провоцирует в нравственно незрелом существе чувство безнаказанности (бойцовая собака = оружие), но даже этого фактора недостаточно, чтобы объяснить такую «самоотдачу» (я бы даже сказала, «самопожертвование») моих собеседников в хамстве. Десятки людей, которым мне когда-либо доводилось делать замечания, реагировали так, словно мечтали о таком инфоповоде долгие годы – инфоповоде наконец-то высказаться. Встав в горделивую позу, они матерились «для истории». Неужели им было больше нечем заняться? Похоже, это ключевой момент – да, видимо, нечем. Отсюда желание гиперболизировать малейшую, даже мнимую, обиду, превратить в поле эпохальной битвы любую тесную площадку в общественном транспорте, наделить поэзией любую перебранку.
Готовность превращать любой обмен мнениями с незнакомым человеком в дуэль Пушкин vs Дантес означает дефицит не просто острых ощущений в нашей жизни, но ее осмысленности как таковой. Праздный обыватель бродит по жизни, в душе понимая, что жизнь его – бессмысленна и что сам он – волею различных причин есть никто и ничто. И вот ему выпадает редкий момент почувствовать себя годным хоть на что-то. Вот он, такой нужный драйв, энергия, дрожь в руках и ногах: тетка попросила не парковаться на детской площадке…. И, выхватив из ножен свой двуручный меч, наш изголодавшийся по событиям и по «настоящей» жизни обыватель кидается в бой….

Тоска по иерархии?

Разберем еще один важный фактор. В традиционную эпоху, бывшую в десять крат более жестокой, чем нынешняя, хамства в теперешнем смысле слова не было. Конфликты между представителями одной социальной страты решались гораздо проще и быстрее: с помощью оружия. Сегодняшний жлобствующий обыватель для этого слишком труслив. Собственно, он взрывается в воинственной перебранке как бы в компенсацию своей неспособности устроить настоящий бой (а также потому, что на 95% уверен, что в «контактную фазу» конфликт не перейдет и ему нечего бояться). То, что в ходе этой перебранки некоторые жлобы действительно теряют над собой контроль и в итоге калечат\убивают соперников, есть исключение из правила. Человек, принципиально готовый сражаться, убить или быть убитым, не станет тратить силы и энергию на взаимные оскорбления. Он сразу перейдет к действию. Многим психологически необходима «самовозгонка» себя во время конфликта, чтобы заслонить страх перед грядущей дракой, ежели она все-таки состоится.
Что касается представителей разных сословий, то конфликтов между ними (по крайней мере, спонтанных «уличных» столкновений) быть в принципе не могло. Это априори исключалось принципом сословности. Каждый член сословного общества четко знал свое место в нем, и это место предписывало ему не просто определенный род занятий и образ жизни, но и четкий стереотип поведения в любой ситуации. Для ситуации, к примеру, унижения вышестоящим нижестоящего последнему предписывалось вести себя определенным образом (как правило, покорно). Более того, демонстрация доминирования сильного входила как бы в «основной пакет» обязанностей представителя господствующего класса. И пока подчиненные соглашались с самим принципом сословности, они принимали как естественное положение вещей и его обращение с ними, и свое унижение. Унижение нижестоящего было чем-то вроде необходимого маркера господства. Более того, если господин начинал вести себя уж слишком демократично, то подчиненные переставали воспринимать его как господина (не то, чтобы переставали уважать; уважение – это чувство родом из демократического общества, где у нас есть выбор, уважать или не уважать; в традиционном же обществе подчинение господину – это естественный порядок вещей, который не осмысляется). Именно поэтому для подданных не могло существовать «плохого царя» (если царь, то значит хороший), зато мог возникать «царь подменный» (несоответствие стереотипу господского поведения автоматически порождало сомнения в его статусе).
Господин в традиционном обществе шагал, как бы мы сейчас сказали, «по зеленой улице», а «смерды» почтительно расступались. Такие мелочи, как право на любое парковочное место или право курить там, где ему вздумается, у господина никогда бы не оспаривалось. Если господина хотели убить, то убивали организованно, ночью, в антураже горящих факелов  и ощетинившихся вил (как бы страшась совершить подобное святотатство при свете дня). Но спонтанно «поругаться», чтобы потом разойтись, с вышестоящим членом общества для человека традиции было невозможно. Жесткие рамки поведения удерживали общество от банального жлобства. Общество было жестоко, кроваво, но при этом оно не было хамским.
Хамство начинается там, где социальные права и свободы позволяют ему (хамству) не иметь последствий. В традиционном обществе выражение типа «да я тебя в лесу зарою» собеседник воспринимал буквально. В смысле, если он чувствовал, что сопернику взаправду по силам немедленно его убить и зарыть, он спасался бегством либо звал подкрепления. Если же он полагал, что его собственные умения позволят ему избежать столь неприятного конца, то спешил убить первым. В наше время, когда за уличное убийство и даже драку сажают за решетку, обкладывать собеседника матом можно почти безбоязненно. Посмотрите ролики движения «СтопХам»: их «оппоненты» - это паноптикум жлобских типов, а «дискуссии» - классика хамских ритуалов. Вряд ли хоть кто-то из автохамов позволил бы себе «разойтись», знай наперед, что за брошенную угрозу убийством он наверняка тут же будет убит.
В свою очередь, уличное хамство – это поведение людей, которые, в отличие от традиционного общества, не имеют четких предписаний, как себя вести друг с другом в той или иной ситуации. Они все де-юре равны. Но у людей, скажем так, невысокого культурного уровня, потребность в иерархии и понимании своего места в ней по-прежнему высока. Лишившись четких указаний насчет того, кто есть хороший, а кто плохой, кто прав, а кто прав не имеет (что полностью совпадает с полюсами «господин» и «раб»), обыватель теряется. В таких условиях кто-то «не по чину» пытается изобразить господина, неуклюже и неумело унижая ближнего. Ближний, конечно же, с этим не согласен, и в громкой форме показывает первому необоснованность его притязаний. Но в целом всеобщая настороженность и нервозность современной бессословной культуры, которая то тут, то там взрывается нелепыми злобными перепалками,  есть метафора хаоса, возникшего вследствие отсутствие четких и неоспоримых норм поведения.  Собственно, желание иметь «самый крутой джип» и потребность с его помощью унизить окружающих своим хамским поведением на дороге – это ни что иное, как попытка выстроить отсутствующую  социальную иерархию. Разумеется, в свою пользу. Оказывается, не все могут спокойно переносить равенство. Многие – не могут.
Итак, подытожим. Отсутствие социальной иерархии и отсутствие структурирующего жизнь (и поглощающего большую ее часть) труда приводит многих из нас к подспудному ощущению бессмысленности своего существования. Слишком много свободы, слишком много материальных благ, слишком много времени – для немалой части людей эта ноша слишком тяжела. В результате они вынуждены симулировать смысл и наполненность жизни различными способами – уличным хамством, безудержным потреблением благ и удовольствий, карикатурной демонстрацией статуса (дорогой джип, высокий забор),  накопительством, а также поиском как можно более широкой востребованности у противоположного пола (этот способ сублимации, характерный более для женщин, описан в моей статье «Несчастненькие»).

Система ценностей. Методы информационной войны.
     Воспитываем дебила-потребителя?   

   http://www.za-nauku.ru/index.php?option … ;Itemid=39

   

     Н.В. Литвак. Школа: между инструментами и смыслами     
       Автор - публикатор     
       01.11.2014 г. 
       
    В статье образование рассмотрено как инструмент воспроизводства общества, понимаемого как жизнедеятельность людей на основе конкретных ценностей. При этом инструментальная сторона образования, его формы и методы,  исследованные с помощью информационного подхода, являются функцией от смыслов, ценностных оснований общества. Т.е. любое образование, в т.ч., конечно, современное, есть воспроизводство в новом поколении действующих в конкретном обществе ценностей способом, также определяемым этими ценностями.
Образование в России постоянно реформируется. Педагогическое сообщество, не имея большого влияния на эту реформу, тем не менее, критикует её ход, иногда добиваясь частичных исправлений складывающейся в целом негативной ситуации в школьном и высшем образовании. Однако, даже самая конструктивная критика, за редким исключением направлена на инструментальные характеристики образования (формы обучения, распределение часов по предметам, оценки результатов, отчётность, учебники и т.п.). Тогда как они являются важным, но лишь исполнительным фактором по отношению к главному – ценностным основаниям образования. Хотя подход к инструментальному фактору также нуждается в пересмотре вследствие изменений в современном обществе, кардинально отличающих его от общества столетней давности, когда используемые сегодня инструменты были взяты на вооружение, а господствующие ныне общественные реалии только начали приобретать массовый характер.

Сразу стоит сказать, что все обсуждаемые проблемы – не исключительно российские (за исключением слабой обратной связи общества и власти), а присутствуют и оказывают сильнейшее влияние на образование и общество во всём мире. Кроме этого, все эти проблемы носят исторический характер.

В настоящее время в России правильно заявлена, как одна из важнейших задач основной школы, «подготовка обучающихся к осознанному и ответственному выбору жизненного и профессионального пути» [1]. Но уже следующий тезис резко сужает поле этого выбора, по сути, сводя его к профессиональному, да ещё намекая на положительное отношение к замене общего, фундаментального частичным, фрагментарным: «Условием достижения этой задачи является последовательная индивидуализация обучения, предпрофильная подготовка на завершающем этапе обучения в основной школе». Заключающий тезис этого раздела вообще можно расценить как сообщение школьникам и их родителям того, что современное обучение в целом основано на придуманных, фантастических, к жизни никак не относящихся примерах, в связи с чем в основной школе обучающиеся должны научиться «использовать приобретенный в школе опыт деятельности в реальной жизни, за рамками учебного процесса» [2].

Согласно действующим стандартам, в результате изучения обществоведения (включая экономику и право) «ученик должен знать основные… правовые и моральные нормы, регулирующие общественные отношения» [3]. Между тем, не только ученику, но и учителю не просто ответить на вопрос: где взять эти нормы, прежде всего, моральные (поскольку юридические всё-таки содержатся в документах, относящихся к законодательству)? Содержание программ и учебников, а также политические установки либо нечётко их конкретизируют, либо их вообще дезавуируют, хотя часто это «лишь высказывания», тем не менее – официальных высших руководителей образования, не опровергнутые и их преемниками, вроде пресловутой подготовки «квалифицированного потребителя того, что создаётся усилиями других».

Существует большое количество определений ценностей и длинные списки самих ценностей. Однако эти количества не должны мешать пониманию их общественного и исторического характера, выражающего господствующие в каждый момент истории того или иного общества отношения, которые в самом общем виде могут быть сведены к проблеме отношения к другому, определения я и не-я. Другими словами эту же проблему можно выразить как: кто такой человек? Кого считать человеком, и поэтому кто и какими правами и обязанностями обладает? [2].

Основной рубеж сегодня формируется как противостояние в самом общем виде позиции абсолютного равенства «платонова человека», которого ещё 2,5 тысячелетия представили «диогеновым петухом», и позиции патриархально-иерархического определения человека, предусматривающего классификацию людей по расовым, половым, религиозным, возрастным и прочим биологическим и социальным признакам[4]. Культуры, между прочим, как раз и отличаются этими ценностями, имеющими исторический характер, в первую очередь, отношением к детям и женщинам, их местом в обществе. Но, как правило, при характеристике культур перечисляются только особенности языка, искусства, быта. Нашему современному ребёнку предлагается знать эти (разные) нормы, объявляется историческим достижением мультикультурный характер современного общества, однако не объясняется, как можно в нём счастливо жить, если надо терпеть (проявлять толерантность) применение к себе и другим различных (общественно-культурных) ценностей. 

Кроме этого, и уже давно явно преобладает стремление уже с первого класса растить теннисиста, программиста и всё чаще банкира или юриста, чем полноценного члена конкретного общества. Это, на наш взгляд, основная проблема стандартов, хотя нуждаются в уточнении и многие другие их положения. Например, среди прочего, «Изучение обществоведения (включая экономику и право) в основной школе направлено на достижение следующих целей: развитие личности в ответственный период социального взросления человека (10-15 лет), её познавательных интересов, критического мышления, обеспечивающего объективное восприятие социальной (в том числе экономической и правовой) информации и определение собственной позиции; нравственной и правовой культуры, экономического образа мышления, способности к самоопределению и самореализации…»[5]. Но нет ведь предмета «критическое мышление», которое должно развиться у школьника. С одной стороны, нет и предмета «логика», но она в некотором объёме присутствует в математике. Изучение физики и химии, возможно, позволит выпускнику в будущем критически относиться к глупостям, не соответствующим законам природы. Но ведь критический подход как таковой, формируемый в рамках философии (а она преподаётся в старших классах некоторых европейских стран) универсален. Т.е. применим и к содержанию предмета, и к списку самих предметов, и к каждому уроку, и к каждому учителю, не говоря об администрации. Опасно? Возможно. Но, с другой стороны, он может быть сформирован сбалансировано – как применяемый не посторонним учебному процессу, а его участником. Т.е., прежде всего, к себе самому – ученику, к собственному поведению, планам и поступкам, идеям и оценкам, которые следует сравнивать с теми, что высказываются и делаются учителями, родителями, содержатся в литературе.

В отношении вышесказанного можно парировать, что у нас объявлена деидеологизация. Но – «Природа не терпит пустоты» относится и к нам – людям, обществу. Если мы (учителя, родители) не занимаемся (специально, целенаправленно) ценностями детей, то наивно полагать, что ими не занимается никто. Потому что каждый человек обязательно имеет ценности, причём, часто – не только мозаику, а целую их систему. Это же касается и инструментов, посредством которых эти ценности формируются. Их новизна сегодня заключается в особых свойствах современных информационно-коммуникационных технологий, прежде всего, их дальнодействием и тотальным характером. В условиях малой мобильности населения доиндустриальной эпохи (а также во многом и индустриальной, которая и теперь охватила ещё далеко не всё население планеты) воспитание детей и юношества происходило в рамках их практически полной вовлечённости в жизнь своих семей и общин в силу императива тяжёлой борьбы за выживание. Формирование личности в «доинформационную» эпоху происходило в соответствии с обстоятельствами непосредственной среды, в которой рождались новые люди. С началом расцвета первых массовых СМИК – печатных, т.е. примерно с середины XIX в., сопровождавшимся появлением массовой школы (по сути – ещё одной формой СМИК), влияние внешних (несемейных) факторов на становление и социализацию новых членов общества чрезвычайно возросло. Учителя и учебники, газеты и журналы, государство и общественные организации постепенно стали играть основную роль по трансляции как новостей и знаний, так и жизненных ценностей. В эпоху же электронных средств массовой информации и коммуникации процесс формирования каждого нового человека, а также новых групп и сообществ, фактически отделился от своего антропологического (родительского, семейного) первоначала и стал функцией от вовлечённости в тот или иной информационный процесс.

Теперь формирование новой личности обуславливается уже вовсе не обстоятельствами рождения, а степенью активности по отношению к каждому новому человеку участников глобального информационного процесса – родителей, сверстников, но всё более и значительнее – других взрослых, с которыми формирующаяся личность вступает в информационный контакт прямо или опосредованно через различные электронные коммуникации.

Никого ничему научить нельзя. Психика каждого человека формируется только им самим. Но формируется она на основе контакта со средой. Т.е. в зависимости от того, какова эта среда, с помощью её материала каждый из нас и формирует свою психику. Поскольку память ассоциативна, принципиальное значение имеет также очерёдность контактов с разными элементами среды. Более поздние контакты ассоциируются с более ранними, расцениваются на их основе. Теперь секты и корпорации, политические партии и целые государства озабочены не местом рождения (религией, национальностью, гражданством) каждого вновь родившегося человека, но обеспечением коммуникации с ним и опережением конкурентов в представлении своей точки зрения на тот или иной предмет, вопрос или проблему, чтобы поместить личность в свое информационное поле, там её формировать и удерживать. Так, например, современный русский школьник, с первого класса начиная изучение иностранных языков, одновременно, а то и ранее получает и установку на то, что это едва ли не единственное средство к успеху в его взрослой жизни – в виде работы за рубежом или на зарубежную кампанию [3].

Ещё один известный, но упускаемый в практической работе аспект – длительность и этапность процесса психологического и ценностного развития ребёнка. Примерно до 15 лет происходит (если происходит) развитие интеллектуальных способностей личности, до той степени, которая нам сейчас известна. Это значит, что до этого возраста интеллект недоразвит, ему нужна помощь, в т.ч. постоянное контролирующее, развивающее и стимулирующее присутствие взрослых с постепенным переходом к самостоятельной работе по выбору целей и их достижению на основе некоторых ценностей. Предоставляемые сами себе и воздействию самой разнообразной информационной среды современные дети только в счастливых случаях развиваются нормально, согласно своим действительным возможностям. Всё большее их число растёт инфантилами, психически, интеллектуально недоразвитыми, с мозаичной психикой и интеллектом. Современные технические реалии не должны вводить в заблуждение относительно «новизны» феномена: Интернет это лишь новое название старого (и вечного) информационного формата улицы. Не случайно, что опытным путём самые разные системы образования (от религиозного и военно-спортивного до элитарного) приходили в итоге к интернатной форме обучения, т.е. часто полной изоляции детей от внешнего мира под контролем учителей-воспитателей.

Но новизна, конечно, тоже есть – это рост количества «информационного шума», и, главное, – изменение социальных условий для масс, в которых ранее находились только экономические и политические элиты. Относительно первого фактора, отметим, что человек существенно не изменился не то что за последние 100, но и за 10 тыс. лет, о которых можно уверенно вести речь. Поэтому получение большего количества сигналов в единицу времени без её осмысления становится не только бессмысленным, но и разбазаривает и без того не великие ресурсы психики, обессиливает их ерундой. Twittter, Livejournal, Facebook и прочее, сопровождаемые лентами «новостей», это всё поток мусорной, отупляющей, дефрагментирующей сознание «информации». Как следствие – отмечаемый психологами и психиатрами всё более массовый характер дефицита внимания, т.е. способности длительно концентрироваться на том или ином предмете, не только у детей, но и у молодёжи и взрослых, которые живут в таком информационном пространстве. Результатом становится всё более импульсивное поведение, депрессия, синдром хронической усталости и т.п. [4].

Все эти этапы более-менее определены; проблемы – описаны уже достаточно давно[6] и определены как педагогические: «…Явление отсталости есть…в большей степени явление культурной недостаточности, неумения «хотеть» и «уметь» [1]. Научиться их диагностировать и строить на этой основе свою работу доступно и необходимо любому педагогу. Тем не менее, налицо непонимание происходящего, что выражается и в месте учителя и преподавателя в обществе, и в сетовании на рост количества неготовых учиться детей, с которыми якобы ничего нельзя поделать[7], и в проблеме социального сиротства, и в курсе на её решение посредством не родной, а «профессиональной семьи»[8]. При этом, интуитивно, конечно, но суть проблемы понимают те, кто её реально испытывает: «Опека в суде сказала, что я не умею распоряжаться деньгами, трачу, покупаю дорогое. Что не могу поддерживать порядок в доме. Я живу, как умею. Как меня научили. Жить в семье меня никто не научил. Но детей я люблю больше всего на свете. И они меня любят» [9].

Что касается второго фактора – социальных перемен, то их суть относительно рассматриваемой проблемы, заключается в изменении вследствие технического и социального прогресса естественного, эволюционно сформировавшегося процесса воспроизводства новых членов общества при помощи информационного процесса в семье. «Общественная жизнь человека и его трудовая деятельность начинают предъявлять всё более высокие требования к господству над собственным поведением человека» [1]. Так было. Однако в современном мире это существенно искажается. Точнее изменились предъявляемые требования, которые существенно уступили различным «правам». Стало массовым снижение или полное отсутствие действия таких факторов (ранее относившихся лишь к меньшинству членов общества), как:

-необходимость работать. Если раньше ребёнок в обязательном порядке привлекался к посильному труду с самых малых лет, то теперь всё чаще не только дети, которым законодательно обеспечивается бесплатное образование и, в целом, и содержание, но и взрослые, причём не пенсионеры или инвалиды, живут на пособия, нигде не учатся и не работают, в лучшем случае, проводят время в праздности, за играми, а в худшем – занимаются преступной деятельностью.

-постоянное общение (в семье и школе) разновозрастных детей, когда каждый воспитывался, кроме взрослых, старшими по возрасту и принимал участие в воспитании (уходе, заботе, помощи) младших. Теперь основное общение происходит среди сверстников. По этой причине дети не могут оценивать изменения себя по сравнению, в первую очередь, с младшими детьми.

-(вытекающая из предыдущей) естественная передача функций обращения с младшими, причём развивающихся соответственно возрасту и способностям, как самого ребёнка, так и того, кто младше его.

С этих позиций можно сформулировать основную задачу, обозначенную в качестве одной из тем нашей конференции, как общественный и личностный идеал учащихся. Основной задачей школы, решаемой на основе постепенно приобретаемых учениками соответствующих ценностей, знаний и практических компетенций, является формирование каждого выпускника профессиональным воспитателем собственных будущих детей.

  Николай Витальевич Литвак,

МГИМО (У) МИД РФ, Москва

 

 

Библиографический список

1.                Выготский Л.С. Лурия А.Р. Этюды по истории поведения: Обезьяна. Примитив. Ребенок. М.: Педагогика-Пресс, 1993.

2.                Литвак Н.В. Запад-Россия-Восток: ценности национальные, географические и исторические. // Вестник МГИМО (У). 2014. № 2, с.250-252.

3.                Литвак Н.В. Информационный подход к анализу современных социальных, межнациональных и межконфессиональных отношений // Право и управление. ХХI век. 2012. №1, с.69-71.
4.                Литвак Н.В. Экономический и информационный подходы к определению человеческого капитала. / Материалы ХVIII Шишкинских чтений. Москва, 23 декабря 2012 г. // Вестник МГИМО (У). 2013. №3, с. 138-139.
 

--------------------------------------------------------------------------------

[1] Федеральный компонент государственного стандарта общего образования (с изменениями на 31 января 2012 года).

[2] Там же.

[3] Образовательный стандарт основного общего образования по обществоведению (включая экономику и право).

[4] Эта тема выходит за рамки данной статьи. Поэтому ограничимся только замечанием, что обе позиции уязвимы, в связи с чем ни одна до сих пор и не победила.

[5] Образовательный стандарт основного общего образования по обществоведению (включая экономику и право).

[6] «Ни одна из интеллектуальных способностей не может быть считаема вполне отсутствующей у идиота, но у него нет умения свободно прилагать свои способности к явлениям нравственного и отвлеченного характера... Физически - он не может, умственно - не знает, психически - не желает. Он бы и мог, и знал, если бы только он хотел; но вся беда в том, что он прежде всего не хочет». См. Сеген Э. Воспитание, гигиена и нравственное лечение умственно ненормальных детей. СПб., 1903. С. XXXVII - XXVIII.

[7] По словам руководителя Центра оценки качества образования Института содержания и методов обучения РАО Галины Ковалёвой, 20 процентов первоклассников не готовы к обучению в школе, трудности в общении испытывают 10-15 процентов, 40 – трудности в организации учебной деятельности. Но главное – «90 процентов первоклассников при поступлении в школу хотели учиться, а спустя месяц учёбы тех, кто идет в школу с большим желанием, остается уже 75 процентов».  и с этой одной из важнейших в российской школе – мотивационной – проблемой всё очень плохо: «ничего нельзя сделать с ребенком, который не хочет учиться». http://strategy2020.rian.ru/news/201111 … 12450.html

[8] «Профессиональным родителям» и детским домам выделяются деньги, огромные в сравнении с зарплатами учителей и преподавателей (работающими с большим количеством детей и молодых людей) или детскими пособиями малообеспеченных родителей (не смешивать с  ведущими асоциальный образ жизни) – сегодня это 12 тыс. руб на приёмного (не усыновлённого!) ребёнка плюс 14 тыс. на каждого следующего, и до 100 тыс. руб. в месяц на находящегося в детском доме ребёнка-инвалида. «Коммерсантъ», 07.07.2014. Возможно, что использованные на подготовку и стимулирование учителей по подготовке будущим обычных родителей, эти средства или даже их часть дали бы свою так необходимую сегодня социальную отдачу.

[9] Там же.

 
Последние статьи 
•Движение за возрождение отечественной науки
•Тарас Бульбер. Мёртвородящие выборы. Куда идет Украина
•«Такого развала медицины еще не было»
•Валентин Катасонов. Интернационализация юаня. Часть 2-я
•В Москве на митинг вышли противники реформы здравоохранения
•Украинские евродикари начали бросать в мусорные баки женщин
•Калашников Максим. По наклонной...
•Учения США по ядерному подавлению РФ провалились
•Ополченцы обнаружили под Красноармейском тела 286 изнасилованных женщин
•Леонид Тихонов ни в чем не виноват! Направьте письмо протеста!

Отредактировано Zlata (03-11-2014 09:29:03)