«Если бы Россия разделилась на части, в некотором количестве частей началась бы нормальная жизнь»

И еще один очень короткий вопрос, который я, может быть, начну на следующей неделе. Это меня спрашивают, что я могу сказать по поводу того, что 70% российского народа одобряет запрет на усыновление детей американцами. И я скажу очень коротко. Это доказывает, что чернь во все времена остается чернью вне зависимости от того, бунтует она во Флоренции во времена чомпи или бунтует она против французов, призывая на испанский трон редкого подонка Фердинанда. Что, к сожалению… Я являюсь известным противником всеобщего избирательного права. Вот, история о том, что 70% народа, который пользуется Facebook и Twitter’ом, одобряет это, смотря телевизор, в то время, как достаточно приложить минимальные усилия и самому разобраться в вопросе, это подтверждает. Потому что, извините, рассказ о том, что народ обманули, в данном случае не катит. Потому что у нас не 37-й год, народ элементарно может просветиться, и эта история точно так же, как история с избранием Ахмадинеджада или Уго Чавеса показывает, что то, что сейчас называется «народом», показывает, что чернь всегда остается чернью.

У нас очень странная ситуация: существуют два народа, называющиеся русскими, говорящие по-русски и населяющие одну и ту же территорию, но абсолютно разные по менталитету. Большая часть населения верит телевидению, что единственная цель заграницы — уничтожить Россию, и спасти ее может только отец народа. Гораздо меньшая часть населения живет в основном в больших городах, имеет высшее образование и много поездила по миру. Эта Россия считает, что мы как можно скорее должны присоединиться к либеральным ценностям Европы, что мы — часть всемирной семьи народов и должны ввести демократический общественный строй и у нас.

Мы непохожи на всех.

Нас видно.
Мы агрессивны.
Мы раздражительны.
Мы куда-то спешим и не даем никому времени на размышления.
Мы грубо нетерпеливы.
Все молча ждут пока передний разместится, мы пролезаем под локоть, за спину, мы в нетерпении подталкиваем впереди стоящего: он якобы медленно переступает.
…
Мы не можем поверить в окружающее. Мы должны оттолкнуть такого же и пройти насквозь, полыхая синим огнем мигалки.
Мы все кагэбисты, мы все на задании.
Нас видно.
Нас слышно.
Мы все еще пахнем потом, хотя уже ничего не производим.
Нас легко узнать: мы меняемся от алкоголя в худшую сторону.
Хвастливы, агрессивны и неприлично крикливы.

«Моя мечта - разровнять место, где была Россия, и построить что-то новое. Вот просто разровнять...».

Видя на трезвого среднерусского человека в его привычной среде обитания начинаешь судорожно шарить по карманам. Где ключ зажигания от трактора, который увезет куда угодно, обдав этих тараканов облаком сивушно-сизым дыма, которое так органично вплетется в смрад их дешевых сигарет и перегар? Или, хотя бы, пистолет, чтобы в случае критических культурных противоречий накормить эти дурнозубые рты свинцовыми семечками. И от понимания, что проклятая политическая целесообразность обязывает попытаться их полюбить накатывает беспросветная жуть. Словно ты оказываешься на собственном обручении с довольно лыбящимся зомби и понимаешь, что это не спектакль, это всерьез. И тебе предстоит обнять это липкое нечто, пропахнув расползающейся плотью и повести к воротам, через которые без него не пройти. Искренне надеясь, что наши улыбки и солнечный свет то ли оживят чудовище, то ли распылят в положенный прах.